Ana Carenyn

АННА КАРЕНИНА

Лев Толстой - Lew Tolstoy

Глава 1 - Chaptra 1

Trailys a'n Rùssek yn tydro 

Kernowek © 2024 Ian Jackson

Yma Gerva awoles

Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему.

Kenyver mêny feusyk yw haval tro ha’y gela; pùb mêny anfusyk yw anfusyk in y fordh y honen.

Все смешалось в доме Облонских. Жена узнала, что муж был в связи с бывшею в их доме француженкою-гувернанткой, и объявила мужу, что не может жить с ним в одном доме. Положение это продолжалось уже третий день и мучительно чувствовалось и самими супругами, и всеми членами семьи, и домочадцами. Все члены семьи и домочадцы чувствовали, что нет смысла в их сожительстве и что на каждом постоялом дворе случайно сошедшиеся люди более связаны между собой, чем они, члены семьи и домочадцы Облонских. Жена не выходила из своих комнат, мужа третий день не было дома. Дети бегали по всему дому, как потерянные; англичанка поссорилась с экономкой и написала записку приятельнице, прося приискать ей новое место; повар ушел вчера со двора, во время самого обеда; черная кухарка и кучер просили расчета.

Yth esa tervans in chy an Oblonskys yn tien. An wreg a gafas bos kerensa gudh inter an gour ha’ga descadores pryva Frynkek kyns, ha declarya dhe’n gour na ylly hy triga ganso i’n keth chy-ma. An savla a wharva treddeth solabrÿs, ha’n torment convedhys yn tynn kefrÿs gans an priosow aga honen, ha gans pùb huny i’n mêny, ha gans an servons. Omsensys o pùb i’n mêny ha’n servons nag esa rêson dh’aga hesvêwnans, ha bos brâssa colm intra pobel a vo metyes dre jauns in neb gwesty a viajyoryon ès intredhans y, esely an mêny ha servons an Oblonskys. Ny vynna an wreg dybarth orth hy rômys, an gour o gyllys a’n chy lemmyn an tressa dëdh. Yth esa an flehes ow ponya der oll an chy kepar ha pàn vowns wàr stray; an Sowses a wrug strif gans gwethyades an chy ha scrifa nôten dhe onen ger, ow pesy trouvya tyller nowyth dhedhy; an goges a dhepartyas an jorna kyns, i’n very prÿs kynyewel; maghteth an gegyn ha den an côcha a ros gwarnyans omdhysodha.

На третий день после ссоры князь Степан Аркадьич Облонский — Стива, как его звали в свете, — в обычный час, то есть в восемь часов утра, проснулся не в спальне жены, а в своем кабинете, на сафьянном диване. Он повернул свое полное, выхоленное тело на пружинах дивана, как бы желая опять заснуть надолго, с другой стороны крепко обнял подушку и прижался к ней щекой; но вдруг вскочил, сел на диван и открыл глаза.

I’n tressa dëdh wosa an strif, Pryns Stefan Arkad’ych Oblonsky – Stîva, dell o va gelwys i’n bÿs fassyonus – a dhyfunas dh’y eur ûsys, hòn yw eth eur myttyn, mès ny veu in chambour y wreg, adar in y studhva, wàr loven lether Marok. Ev a rolyas y gorf leun ha cheryes dâ dres spryngys an loven, kepar ha pàn ve whensys dhe godha arta dhe gùsk rag termyn hir, byrla an bluvak stroth wàr an pelha tenewen ha gwasca y vogh dhedhy; saw desempys y lammas ev, esedha serth wàr an loven hag egery y lagasow.

«Да, да, как это было? — думал он, вспоминая сон. — Да, как это было? Да! Алабин давал обед в Дармштадте; нет, не в Дармштадте, а что-то американское. Да, но там Дармштадт был в Америке. Да, Алабин давал обед на стеклянных столах, да, — и столы пели: Il mio tesoro¹ и не Il mio tesoro, а что-то лучше, и какие-то маленькие графинчики, и они же женщины», — вспоминал он.

“Eâ, eâ, fatl’o henna? – ev a wrug predery, ow remembra y hunros. “Eâ, fatl’o henna? Eâ! Yth esa Alabyn ow sensy kynnyow in Darmstadt – nâ, nyns o Darmstadt, mès neb tyller Amerycan. Eâ, Darmstadt esa in Ameryca. Eâ, Alabyn ow sensy kynnyow wàr vordys a weder, eâ – ha’n bordys ow cana Il mio tesoro, saw nyns o Il mio tesoro, mès neppÿth gwell, hag yth esa neb sort a gostrels bian, o kefrÿs benenes,” ev a remembras.

Глаза Степана Аркадьича весело заблестели, и он задумался, улыбаясь. «Да, хорошо было, очень хорошо. Много еще что-то там было отличного, да не скажешь словами и мыслями даже наяву не выразишь». И, заметив полосу света, пробившуюся сбоку одной из суконных стор, он весело скинул ноги с дивана, отыскал ими шитые женой (подарок ко дню рождения в прошлом году), обделанные в золотистый сафьян туфли, и по старой, девятилетней привычке, не вставая, потянулся рукой к тому месту, где в спальне у него висел халат. И тут он вспомнил вдруг, как и почему он спит не в спальне жены, а в кабинете; улыбка исчезла с его лица, он сморщил лоб.

Lagasow Stefan Arkad’ych a wrug lentry yn fery, hag ev êth dhe brederyans in unn vinwherthyn. “Eâ, brav o, brav teg. Yth esa lies tra vryntyn aral, na yllyth leverel in geryow, nag unweyth convedhes i’n realeth.” Ha pàn verkyas ev lînen a wolow, a dhewana onen a’n lennow tewl wàr unn barth, yn fery ev a dhros y dreys dhywar an loven dhe’n dor, whilas gansa whybanoryon o neujennys gans y wreg (ro penn bloodh warleny), cowlwrës gans crohen owrek, ha warlergh ûsadow coth a naw bledhen, heb sevel in bàn, istyna dorn dhe’n tyller may feu cregys i’n chambour y won. Hag ena desempys ev a remembras py maner ha prag yth esa ow cùsca i’n studhva, adar in chambour y wreg; an minwharth a vanyshyas a’y vejeth, ha plegyes y dâl.

«Ах, ах, ах! Ааа!..» — замычал он, вспоминая все, что было. И его воображению представились опять все подробности ссоры с женою, вся безвыходность его положения и мучительнее всего собственная вина его.

“Ogh, ogh, ogh! Ô! ..” ev a wrug kyny, ow remembra myns a wharva. Ha dh’y dhesmygyans ev a bresentyas unweyth arta manylyon oll an strif gans y wreg, oll dywereseth y savla ha, moyha trewesy, y vlam y honen.

«Да! она не простит и не может простить. И всего ужаснее то, что виной всему я, виной я, а не виноват. В этом-то вся драма, — думал он. — Ах, ах, ах!» — приговаривал он с отчаянием, вспоминая самые тяжелые для себя впечатления из этой ссоры.

“Eâ! ny vynn hy gava ha ny yll hy gava. Ha’n dra moyha uthyk yw, oll an vlam dhe vos dhymmo – dhe vlâmya, mès heb blam. Hèm yw oll an drâma,” ev a brederys. “Ogh, ogh, ogh!” ev a dhampna dre dhyspêr, ow remembra an argrafow o possa ragtho a'n strif-ma.

Неприятнее всего была та первая минута, когда он, вернувшись из театра, веселый и довольный, с огромною грушей для жены в руке, не нашел жены в гостиной; к удивлению, не нашел ее и в кабинете и, наконец, увидал ее в спальне с несчастною, открывшею все, запиской в руке.

Moyha anwheg o an kensa prÿjweyth-na, pàn dhewhelys ev a’n gwaryjy, lowen ha contentys, ha peren gowrek dh’y wreg in y dhorn, heb cafos y wreg i’n parleth; na ny’s cafas, meur y varth, i’n studhva; ha wàr an dyweth ev a’s gwelas i’n chambour, ha’n nôten anfusyk, ow tyscudha pùptra, in hy dorn.

Она, эта вечно озабоченная, и хлопотливая, и недалекая, какою он считал ее, Долли, неподвижно сидела с запиской в руке и с выражением ужаса, отчаяния и гнева смотрела на него.

Hy – Baban, o anês pùb termyn, ha troblus, ha tùch talsogh dell reckna va, yth esa a’y eseth heb gwaya, ha’n nôten in hy dorn, ow miras orto gans tremyn a scruth, dyspêr ha sorr.

— Что это? это? — спрашивала она, указывая на записку.

“Pandr'yw hemma? hemma?” hy a wovynnas, ow tysqwedhes an nôten.

И при этом воспоминании, как это часто бывает, мучало Степана Аркадьича не столько самое событие, сколько то, как он ответил на эти слова жены.

Ha worth an remembrans-ma, yn fenowgh dell wher, yth o Stefan Arkad’ych tormentys gans an wharvedhyans y honen meur dhe le ès der an fordh may whorthebys ev dhe’n ger-ma a’y wreg.

С ним случилось в эту минуту то, что случается с людьми, когда они неожиданно уличены в чем-нибудь слишком постыдном. Он не сумел приготовить свое лицо к тому положению, в которое он становился перед женой после открытия его вины. Вместо того чтоб оскорбиться, отрекаться, оправдываться, просить прощения, оставаться даже равнодушным — все было бы лучше того, что он сделал! — его лицо совершенно невольно («рефлексы головного мозга», — подумал Степан Аркадьич, который любил физиологию), совершенно невольно вдруг улыбнулось привычною, доброю и потому глупою улыбкой.

Y wharva dhodho an pëth i’n prÿjweyth-na a wher dhe bobel pàn vowns y dyskeverys heb y wetyas in neb tra yw methus dres ehen. Ny wrug ev soweny rag araya y fâss dhe’n savla may teuth ev etto a wel dh’y wreg wosa y vlam dhe vos dyscudhys. In le a gemeres despît, a dheneya, a jùstyfia, a besy gyvyans, a remainya mygyl inwedh – pùb a via gwell ès an pëth a wrug ev iredy! – y fâss oll a’y anvoth (“asweythow an empynnyon”, a brederys Stefan Arkad’ych, hag ev ow cara fysyologieth), oll a’y anvoth y finwharthas y fâss desempys y vinwharth kenevyn, cuv, ytho gocky.

Эту глупую улыбку он не мог простить себе. Увидав эту улыбку, Долли вздрогнула, как от физической боли, разразилась, со свойственною ей горячностью, потоком жестоких слов и выбежала из комнаты. С тех пор она не хотела видеть мужа.

An minwharth gocky-na ny ylly ev gava dhodho y honen. Baban a welas an minwharth-na ha plynchya kepar ha pàn y’s teffa pain corforek, ha skynnya meur hy cris, dell o tîpek, in reverthy geryow garow, ha ponya mes a’n rom. Warlergh henna ny vynna hy gweles hy gour.

«Всему виной эта глупая улыбка», — думал Степан Аркадьич.

“Oll dhe vlâmya yw an minwharth gocky-na,” Stefan Arkad’ych a brederys.

«Но что ж делать? что ж делать?» — с отчаянием говорил он себе и не находил ответа.

“Saw pandr’yw dhe wil? pandr’yw dhe wil?” yn medh dhodho y honen in dyspêr, ha ny gefy gorthyp.

GERVA – GLOSSARY

Definitions have generally been confined to those relevant for the story. To keep the glossary to a manageable length the listing excludes the most common words. These are best looked up in Gerlyver Kescows (Ian Jackson).

On-line at

https://www.skeulantavas.com/vocabulary/gerlyver-kescows-2nd-edition

If you need grammar, by far the most helpful book is Desky Kernowek (Nicholas Williams, Evertype 2012).

asweyth m asweythow reflex

baban m babanas dolly

den côcha m tus coachman

deneya v deny

dywereseth m hopelessness

feusyk adj fortunate, happy

Frynkek adj French

fysyologieth f physiology

gwethyades chy f gwethyadesow housekeeper

kenevyn adj habitual

kesvêwnans m living together

kyny v wail

lenn dewl f lennow tewl blind

lentry v glitter

Marok place-name Morocco

mery adj merry

meur y gris phr vehemently

neujenna v sew

parleth m parledhow parlour, sitting-room

prederyans m thinking

remembrans m recollection

reverthy m torrent

Sowses f Sowsesow Englishwoman (here, English tutor)

sprynga m spryngys spring

talsogh adj dim-witted

tervans m tumult, confusion

trewesy adj painful

troblus adj troublesome

viajyor m viajyoryon traveller

whybanor m whybanoryon slipper